Конец XIX - начало XX в. нередко описывается как эпоха монополистического капитализма - империализма. Этот термин был широко употребим в экономической и политической литературе начала века, а после выхода в 1902 г. фундаментальной работы Дж.А. Гобсона "Империализм" стал почти официальным. Позже советская литература использовала термин "империализм" исключительно в отрицательном политическом смысле. За рамками такого подхода оставались экономические процессы, проходившие в мире на грани веков.
Концентрация экономической власти и монополизация экономики - одна из наиболее характерных особенностей капитализма второй половины прошлого века и начала нынешнего. Данная ситуация почти одновременно оказалась в центре экономических и политических событий России и США и во многом способствовала изменению их экономической и политической жизни в XX столетии.
Экономическая, политическая и правовая элита США была убеждена, что рынок сам по себе защищает общество до тех пор, пока законное право заниматься торговлей и, прежде всего, свобода выхода на рынок и свобода конкуренции гарантированы конституцией. Несоответствие этому впервые стало очевидным, когда выяснилось, что революционные изменения в сфере железнодорожного транспорта, промышленное освоение Юга и создание новых технологий предоставили возможность производителям товаров с низкими издержками овладевать рынками сбыта в регионах, которые до этого обслуживались только местными фирмами. Инвестиционный и финансовый капитал начал быстро переливаться в новые растущие предприятия, наметилась тенденция к концентрации капиталов и ресурсов. Кроме того, стали активно создаваться группы доверительных собственников (trustees), привлекающих ценные бумаги во временное доверительное управление от держателей акций в нескольких компаниях. Такая тактика позволяла наиболее крупным трестам, например Standart Oil Co, контролировать множество крупных отраслей промышленности, включая производство горючего, сахара, хлопкового и льняного масла, свинца, виски и др.
В 1887 г. правовед Ф. Стимсон предупреждал, что "американская находчивость изобрела правовой механизм, способный поглотить сто корпораций и сто человек, и затем, со всей безответственностью корпорации, сохранить их объединенную силу в компактной форме, сконцентрировав эту силу в руках одного-двух человек. Эти тресты могут осуществить сатанинское вожделение - приобрести неограниченную и безответственную власть, свободную от контроля извне или же контроля совести" [1, с. 22-35].
После 1890 г. антитрестовская политика в США зависела прежде всего от предпочтения государством конкуренции перед другими системами экономической организации. Однако первый опыт в сфере антитрестовского законодательства после 1890 г. был "усложнен
109
американской привычкой, с одной стороны, с уважением относиться к совершенству крупных масштабов, а с другой - опасаться политических и экономических последствий нарастания концентрации экономической власти".
Демократия в США, по мнению большинства собственников, ассоциировалась с возможностью иметь собственный бизнес, экономическую и политическую самостоятельность. Покушение на эти права со стороны трестов и монополий становилось угрозой для демократических институтов и было чревато нетерпимой социальной и политической гегемонией корпораций. В глазах многих американцев промышленный переворот в результате всех этих процессов воспринимался как антидемократическое явление в жизни нации. Противоконкурентное поведение корпораций-гигантов обострило народное недовольство и усилило напряжение в обществе.
В ходе президентской кампании 1912 г. внимание общественности сфокусировалось на роли правительства в экономической жизни, в том числе и в сфере антитрестовского законодательства. Кандидат в президенты Вудро Вильсон, выдвинувший программу "Новой свободы", предлагал дополнить закон Шермана более жестким набором требований и действий, которые предусматривали бы уголовное наказание за монополистические действия в любой форме для обеспечения власти мелких собственников на рынке. Политически грамотный и экономически просчитанный шаг В. Вильсона в предвыборной борьбе позволил ему не только победить на выборах 1912 г., но и создать прецедент государственного вмешательства в экономические процессы в обществе. В 1914 г. Конгресс сформировал Федеральную торговую комиссию и одобрил закон Клейтона. Вильсон также настоял на создании административного органа - межштатной торговой комиссии, целью которой являлось создание благоприятных условий для добросовестной конкуренции.
Таким образом, антитрестовские законы обеспечивали законодательное решение социально-политического конфликта в обществе и воплощали социальные предпочтения, дающие перевес силам рынка при ограниченном наблюдении правительства за экономикой.
Процесс образования капиталистических монополий в России, как историческое продолжение концентрации производства и централизации капитала, стал набирать свою силу во второй половине XIX - начале XX в. Концентрация производства явственно обнаружилась уже в 70-х годах, и в дальнейшем ей особенно благоприятствовала выгодная экономическая конъюнктура эпохи подъема 90-х годов. С 1866 по 1894 г. число мелких фабрик увеличилось на 139%, средних - на 230%, крупных - на 300%, соответственно число рабочих за этот же период в первой группе возросло в 2,5 раза, во второй - немногим менее чем в 3 раза и в последней - в 4 раза.
В 1893 г., через три года после принятия Конгрессом США закона Шермана, Министерство финансов России командировало группу экономистов и инженеров в США для изучения "вопроса о синдикатах, или союзах, или стачках (трестах) предпринимателей, который давно уже созрел в Америке, а в последнее время - сахарная нормировка и недавний союз нефтяных заводов - обратил на них и в России должное внимание правительства,... и знакомства как с американским законодательством по этому поводу, так и с его результатами" [2].
Начало XX в. характеризуется еще более высоким уровнем концентрации. Так, в 1904 г. общее число крупных предприятий возросло на 11,9%, сосредоточив в себе половину всех рабочих России.
110
"При очевидном росте крупнейших предприятий является совершенно неоспоримым тот факт, что уровень концентрации русского капитализма стоял ничуть не ниже германского. Количество предприятий в Германии с числом рабочих свыше 1000 человек охватывало немного менее 10% общего числа рабочих, в то время как в России в этих предприятиях было занято около 40% рабочих, не говоря уже об абсолютном большинстве количества крупных предприятий по сравнению с Германией" [3].
В начале 1900 г. в России начинает активно развиваться синдикатное движение. К 1913 г. в России 82 синдиката охватывали все отрасли промышленности. К основным условиям, способствующим расширению сферы их действия, можно было отнести: высокую концентрацию производства; наличие огромных правительственных заказов (концентрацию спроса); сосредоточение производства тяжелой индустрии в определенных территориально-экономических районах, дающих от 70 до 90% всей национальной продукции; высокие таможенные ставки и запретительные пошлины; льготное кредитование банками синдикатов.
Концентрация производства влекла за собой сосредоточение рабочей силы, увеличение доли крупных предприятий в национальной промышленности, концентрацию техники и общий рост производительности труда. И все же, несмотря на высокий уровень концентрации и "американский" темп развития, русская промышленность по уровню производительности значительно отставала от западноевропейской.
Процессы концентрации производства и, как следствие, трудящихся привлекли внимание В.И. Ленина, который в 1916 г. издает ставшую впоследствии знаменитой брошюру "Империализм как высшая стадия капитализма" [4]. Так как работа была задумана для легальной публикации, упор в ней был сделан на политико-экономический анализ данных. Использовав обширные данные официальной статистики, В.И. Ленин рассмотрел причины перехода от капитализма к империализму. Он признавал, что "империализм вырос как развитие и прямое продолжение основных свойств капитализма вообще. Но капитализм стал капиталистическим империализмом лишь на определенной, очень высокой ступени своего развития". Основной тенденцией в этом развитии была замена капиталистической свободной конкуренции на капиталистические монополии в виде трестов и концернов. Конкурентный механизм рынка являлся главнейшей чертой капитализма. Поэтому в отказе от него В.И. Ленин видел основные внутренние противоречия империализма, знамение "последней стадии капитализма". Обращая внимание на эти противоречия, он доказывал необходимость и неизбежность революционного решения проблемы, так как не верил в возможность активного правительственного и законодательного регулирования экономики в общенациональных интересах в капиталистических странах.
Вместе с тем для Ленина оценка империализма именно как высшей стадии капитализма имела принципиально важное значение. Широко распространенная в то время "маршаллианская дихотомия между конкуренцией и монополией" вместе с действительным ростом монополизации германской промышленности и ее принудительным в годы войны синдицированием привели Ленина к выводу: монополия есть переход от капитализма к более высокому строю1.
111
К осени 1917 г. мысль о том, что государственный капитализм и принудительное синдицирование по германскому образцу есть едва ли не столбовая дорога в социализм, буквально овладевает Лениным. В брошюре "Грозящая катастрофа и как с ней бороться" он считает необходимым "принудительное синдицирование (т.е. принудительное объединение в союзы) промышленников, торговцев и хозяев вообще", национализацию синдикатов и "принудительное объединение населения в потребительные общества или поощрение такого объединения и контроль за ним" [5]. При этом он ссылается на то, что такое принудительное синдицирование в союзы промышленников уже проведено в Германии. "Если бы,- пишет он в мае 1918 г.,- примерно через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм".
Для Ленина, как и для других марксистов, имела значение лишь вера в высказанные еще в 40-х годах XIX в. слова: "... общество, наилучшим образом организованное для производства богатств, бесспорно должно было бы иметь лишь одного главного предпринимателя, распределяющего между различными членами общественного коллектива их работу по заранее установленным правилам". Вера в главного предпринимателя, главного распределяющего или попросту хозяина, в какое бы платье он ни рядился (прусское или русское, национальное или интернациональное), привела и Германию, и Россию в тупик. В результате появилось государство глобального технико-экономического монополизма, который стал важнейшей причиной переживаемого страной кризиса. Поэтому курс на формирование конкурентной среды стал ключевой стратегической задачей организации рыночного хозяйствования.
В течение последних почти 10 лет в России активно проводится государственная политика, направленная на поддержку конкуренции и ограничение монополизма. Монополизм, сложившийся к концу 80-х годов, обладал уникальными чертами, отличающими его от классической монополии. Генетически он сформировался не в результате эффективной хозяйственной стратегии, умелого использования технологических инноваций, анализа динамики рыночной конъюнктуры, а вследствие тотального огосударствления экономики с присущей ей административно-командной системой управления.
На протяжении шести десятилетий, с середины 20-х годов, в СССР создавалась система промышленного производства, нацеленная на подъем уровня обобществления производства и состоящая из замкнутых, ориентированных на собственное воспроизводство структур, подменивших цели общественного развития своими собственными. Этими чертами монополизма обладало не отдельное предприятие, а ведомство, возглавляющее и управляющее отраслью народного хозяйства. Ведомственно-бюрократическая форма монополии в России создавалась на базе государственной собственности директивным путем и не имела аналогов ни с управленческой точки зрения, ни с организационной. Государственный монополизм в течение всего периода социалистического развития сопровождался огромной концентрацией экономической власти на всех уровнях и функциональных направлениях централизованного планирования и управления экономикой. В условиях транспортных, ресурсных
112
и оборонных ограничений исключалась какая-либо возможность стимулирования конкурентных начал, способствовавших повышению народнохозяйственной эффективности. Не случайно за долгие годы функционирования таких структур не удалось сформировать действенной системы расходования ресурсов.
Всю историю развития социалистической экономики в СССР и России, трансформации властно-хозяйственных отношений и развития монополий можно условно подразделить на пять этапов:
- до 1929 г.- период НЭП: с одной стороны, активизация частной торговли, мелкой кустарной промышленности, производственных кооперативов, с другой - создание крупной национализированной промышленности, представленной трестами и синдикатами;
- 1929 - 1956 гг.- индустриализация промышленной России: тотальное властное доминирование административной системы, развитие централизованного государственного управления, формирование государственного монополизма;
- 1957 - 1965 гг.- относительная децентрализация властно-хозяйственных отношений административно-хозяйственной экономики и создание локально-территориальных монопольных структур (совнархозов), осуществляющих государственное управление экономическими районами и территориально находящихся в них предприятиями;
- 1965 - 1987 гг.- дезинтеграция функций экономического центра: воссоздание отраслевых министерств, определяющих и проводящих техническую политику всех предприятий отрасли, формирование крупнейших ведомственно-корпоративных структур в виде производственных и научно-производственных объединений, создание завершенных монополий, полностью доминирующих на всех отраслевых рынках при отсутствии конкурентов;
- с 1988 г.- перестройка экономической политики в стране, либерализация экономики, современный период создания рыночных структур, демонополизации и развития конкурентной среды.
В период НЭПа государством впервые были выработаны и апробированы регуляторы взаимоотношений различных форм собственности: государственной, частной и кооперативной. На первом этапе НЭПа положение государственной промышленности было крайне тяжелым, она не могла больше существовать за счет бюджета. Народный комиссар финансов Г. Сокольников считал, что отношение государства к промышленности может быть только отношением потребителя, выплачивающего полную цену за то, что оно покупает. Таким образом, все мелкие и средние государственные предприятия были сняты с централизованного снабжения и переведены на полный хозрасчет, что довело до логического завершения
113
разрыв между государством и промышленностью. Одновременно признавались два принципа экономического развития: централизация и децентрализация. Предприятия, принадлежащие одной отрасли производства, должны были объединяться в тресты и при этом "...действовать раздельно, быть независимыми и освобождаться от прямого административного контроля государства" [6].
В Декрете о трестах от 17 июля 1923 г. подразумевалось, что тресты, являясь государственными промышленными предприятиями, должны сами формировать план производства и сбывать свою продукцию, действовать на началах коммерческого расчета в целях извлечения прибыли. Декретом утверждалось, что именно трест объявляется единым предприятием, тогда как входящие в его состав заведения (фабрики, заводы, промыслы, магазины и т.п.) низводятся до уровня производственных единиц [7]. Крупные предприятия реализовывали свою продукцию прежде всего внутри национализированного сектора, а излишки могли продавать на рынке.
Таким образом, сохранялось централизованное распределение ресурсов и одновременно развивался хозрасчет. К лету 1923 г. было создано 378 трестов (в том числе 133 треста центрального подчинения), в которые была включена 3561 производственная единица из общего их числа 5585. Иными словами, был объединен в тресты 81% всех производственных единиц промышленности СССР. При этом 180 трестов и 8 предприятий на правах трестов были синдицированы в 19 отраслевых синдикатов, выполняющих снабженческо-сбытовые функции [8]. Тресты, охватившие максимальную долю государственных промышленных предприятий и монополизировавшие таким образом значительную часть рынка, по мнению Гинзбурга, становятся "всеобщей формой организации советской промышленности" [3, с. 261], а его руководители - обыкновенными государственными чиновниками.
Темп развития частной цензовой промышленности опережал рост государственной индустрии. Если к 1925 г. в частной промышленности число рабочих увеличилось на 85%, то в государственной - на 70%. В 1925 г. в промышленности действовало около 1,8 млн мелких частных предприятий, которые обеспечивали 19% промышленного производства и 32% выпуска потребительских товаров [9]. Через биржи предприятия всех форм собственности включались в систему рыночных отношений, а государство имело возможность анализировать рыночную конъюнктуру, товарный оборот, движение цен и т.д. Формировалась целостная рыночная инфраструктура. Однако в конце НЭПа независимая кооперация была насильственно огосударствлена, репрессивными методами под видом борьбы со спекуляцией разгромлена частная торговля, непомерными налогами были удушены мелкие частные предприятия в производственной сфере.
114
Первоначально переход к НЭПу воспринимался как отступление от прямой линии строительства нового общества, содержал, в себе возможность новых подходов к выработке механизма реализации общенародной собственности. Но для этого необходимо было ограничить развитие и расползание монопольных производственных структур. Их нельзя было интерпретировать как всеобщую государственную монополию. Фактически же началось ее размывание и превращение в традиционные формы производственно-хозяйственной монополии: тресты и синдикаты. НЭП стал жертвой промышленного монополизма, за которым стояла государственная монополия. Следовательно, попытка развития многообразия форм общественной собственности была устранена монополистическими производственными единицами. Действенный механизм реализации общенародной собственности складывался в условиях ее огосударствления и перехода к единому хозяйствующему субъекту - государству с монополизацией общественного производства в масштабах всей страны [10, с. 22].
В 1926 г. на этапе формирования парадигмы развития социалистического промышленного производства A.M. Гинзбург, занимавший высокую должность в Высшем совете народного хозяйства, писал: "Хотя наши предприятия образуют самостоятельную имущественную массу, но они в то же время являются только органами государственного управления. Самый факт выделения самостоятельной имущественной массы и вся его дальнейшая судьба решаются органами государственной власти. Все управление предприятием производится через должностных лиц государства, которые несут перед последним полную гражданскую, уголовную, дисциплинарную ответственность" [11].
В конце 20-х годов роль трестов ослабевает прежде всего вследствие перевода трестированных заводов и фабрик на государственный хозяйственный расчет. Постановлением ЦК ВКП(б) "О реорганизации управления промышленностью" от 5 декабря 1929 г. было установлено, что "предприятие является основным звеном управления промышленностью" [12, с. 136]. Следовательно, наметилось концептуальное направление экономического развития страны в изменении отношения к управлению крупной национализированной промышленностью, и НЭП как попытка развития многообразия форм собственности оказался устраненным монополистическими производственными структурами.
В основу дальнейшего развития экономики было положено жесткое планирование. Второй этап развития характеризуется наивысшим расцветом государственной монополии, хозяйствующим субъектом стал экономический центр (система государственных учреждений), а производящим единицам навязывались исключительно производственные функции. Рынок требовал сбалансированности, равновесия, а рывок вперед, определенный
115
программой индустриализации, можно было сделать только при значительной структурной перестройке. В короткие сроки была построена материально-техническая база социализма, благодаря которой страна стала экономически самостоятельной. К концу 30-х годов из-за внешнеполитических условий государственный монополизм принял милитаризованную форму, сохранившуюся до конца 80-х годов.
Система директивного планирования не могла опираться на экономические методы реализации плана. Рынок был заменен административной системой с жесткой централизацией и четкой соподчиненностью. Следовательно, стремление поставить государственную монополию на пользу всему обществу оказалось далеко не простым и по существу не было реализовано [10, с. 59]. Этот хозяйственный механизм просуществовал до середины 50-х годов, когда была сделана первая попытка его изменения.
В это время была реализована система мер по расширению прав союзных республик на руководство народным хозяйством, усилившая территориальный подход в управлении. 11 тыс. предприятий было передано из союзного подчинения в республиканское. К концу 1957 г. доля предприятий республиканского и местного подчинения (небольших и средних) возросла до 47%. Были созданы новые органы управления экономическими районами - совнархозы. К 1957 г. на территории РСФСР действовало 70 совнархозов, которым передали в подчинение предприятия, находившиеся на территории данного экономического района. Основным позитивным результатом их недолгого существования (до 1965 г.) стал более комплексный подход к развитию республик, краев, областей.
Важно заметить, что монополизированный государством народнохозяйственный комплекс страны все-таки не мог обойтись без малых и средних предприятий. Их функционирование - объективный социально-экономический процесс. Мелкие предприятия продолжали существовать в государственной форме. Для малых предприятий это время было относительно благоприятным, так как они, органично вписываясь в территориальную экономику, не сталкивались с административными барьерами в процессе своего функционирования. По оценкам автора, число малых предприятий в России (с численностью промышленно-производственного персонала до 200 чел.) в 1960 г. приближалось к 10 тыс. и составляло около 60% всех действовавших предприятий. В связи с ориентацией на комплексное развитие территорий эти предприятия были в сфере внимания органов управления на местах, что давало определенный импульс их развитию.
За столь короткий период произошло некоторое возрождение стоимостных категорий при переходе от отраслевых министерств к территориальным совнархозам. Однако эта реформа не была достаточно последовательна, а замена отраслевого централизма на территориальный не улучшила
116
положения, поскольку создала еще большие предпосылки для монополизации экономики на локальных рынках.
На четвертом этапе развития экономики, характеризующемся усилением отраслевого подхода к управлению; организационная монополия, созданная для уменьшения числа объектов управления и объединяющая одинаковые по профилю и виду деятельности предприятия, начала принимать ведомственно-бюрократическую форму. В 1989 г. только в промышленности и строительстве было 39 различных министерств.
Изменение вектора развития в управлении экономикой страны связано с ростом масштабов и усложнением системы взаимосвязей народнохозяйственного комплекса, что привело к потере партийно-государственным аппаратом возможностей для эффективного управления экономикой посредством прямых команд и жесткого контроля за их исполнением. Интересы структур власти, стремившихся сохранить свое положение в обществе, вошли в противоречие с необходимостью создания новых методов и новых институтов управления экономикой. Именно тогда начался процесс сращивания интересов партийно-государственной системы, сохранявшей элитарное положение в обществе, и отраслевых ведомственно-корпоративных структур, добивавшихся монопольного положения на рынке и освобождения от контроля общества. В результате к концу 70-х годов ведомственно-отраслевые монополии стали доминировать на соответствующих рынках при полном отсутствии конкурентов и общественного контроля. Ведомства получили от государства распорядительные полномочия, которые стали использовать для реализации своих узкогрупповых интересов [10, с. 34].
Одновременно был взят курс на повышение эффективности производства путем концентрации, укрупнения промышленных предприятий, активного формирования производственных объединений. Они создавались почти всегда в рамках главков или пришедших им на смену Всесоюзных промышленных объединений (ВПО). Возросла доля ПО и НПО в промышленности. Именно на базе таких предприятий создавалась производственная структура, рассчитанная на максимальное самообеспечение, независимость от поставщиков, действующих в "чужих" отраслях, что не привело в условиях объективно углубляющегося разделения труда к созданию комплексных, самовоспроизводящихся структур, но в значительной мере способствовало сокращению межотраслевой производственной кооперации, взаимного обмена научно-технической информацией и усилению внутриотраслевой специализации [13, с. 20]. Эти объединения сконцентрировали у себя природные ресурсы, научно-технические достижения, возможность манипулировать значительными капиталами и тем самым еще больше усилили роль и значение монополий в экономике.
117
Узкая предметная специализация наблюдалась в большинстве базовых отраслей народного хозяйства. Только в машиностроении имелось 166 предприятий-монополистов и 180 монопольных производств. Свыше трети важнейших видов машиностроительной продукции производилось на одном предприятии и примерно столько же на двух. В целом, по машиностроительному, металлургическому, химико-лесному комплексу, производству бытовой техники после анализа выпуска 239 важнейших видов продукции складывалась следующая картина. Производство 82 видов продукции было сосредоточено на одном предприятии, 87 других видов - на двух [14].
В этих условиях малые предприятия, являясь в своей массе не самыми эффективными (по действовавшим критериям), были подвергнуты "репрессиям". В 1960 - 1987 гг. доля предприятий с объемом продукции до 0,5 млн руб. в общем выпуске продукции сократилась в 2,6 раз. При этом наиболее мелкие предприятия, с объемом валовой продукции до 100 тыс. руб., составляли лишь 4,4% общего числа предприятий и на их долю приходилось менее 0,1% продукции. Предприятия второй размерной группы с объемом продукции от 101 до 500 тыс. руб. составляли 10% общего числа предприятий.
Предприятия малого бизнеса (численностью до 200 человек) в этот период были самыми отсталыми по уровню технической оснащенности. Составляя 47% в общем числе предприятий в 1987 г., они сосредоточивали 5% численности промышленного производственного персонала, располагали 3,5% основных производственных фондов, потребляли 1,7% электроэнергии. Встроенные в жесткую систему государственного управления, эти предприятия не могли стать полигоном для развития предпринимательской инициативы.
Ликвидация рыночных принципов управления и распределения ресурсов, централизованное размещение инвестиций привели к формированию своеобразного технологического монополизма. Подавляющее большинство хозяйственных связей складывалось директивно, на безальтернативной основе, базировалось не на экономических, а на строго детерминированных организационных и технологических принципах, основной из которых гласил: народное хозяйство - единая фабрика
Монополизм пронизывал все сферы и отрасли советской экономики, все уровни подсистемы организации и управления. Он переплетался с монополизацией других сфер общественной жизни, ставя личность в подчиненное, приниженное положение по отношению к административным и хозяйственным иерархиям. Воспроизводство и устойчивость монопольных структур обеспечивались системой экономических и внеэкономических факторов, которые играли ведущую роль. Идеологизация и политизация управления процессами экономики сформировали и поддерживали тип государственного
118
хозяйства на базе абсолютной монополии государственной собственности [14].
Перестройка экономической политики в стране, диверсификация форм собственности, либерализация российской экономики, создание рыночных структур, демонополизация и развитие конкурентной среды характерны для современного этапа развития экономики страны.
В начале перестройки вопросы антимонопольной политики и формирования конкурентных отношений не были включены в стратегию экономических реформ. В то же время в экономической печати с 1988 г. все активнее стали появляться публикации, посвященные вопросам государственного и ведомственного монополизма в стране и мирового опыта антимонопольного регулирования. К этому времени государство как экономический центр перестало справляться с ограничением ведомственной экспансии. Оно лишь эпизодически с помощью властных регулятивных норм пыталось сдерживать натиск мощных монополистических систем на потребителя.
Сложившаяся ситуация требовала демонополизации экономики и прежде всего преодоления монополизма ведомственно-отраслевых структур. Попытка разработки антимонопольного закона и программы демонополизации советской экономики в конце 80-х годов была обозначена постановлениями Совета Министров СССР "О мерах по демонополизации народного хозяйства" и "О мерах по созданию и развитию малых предприятий", в которых определялся широкий круг мероприятий по изменению существующих монопольных структур и развитию конкуренции в промышленности, снабжении, торговле и др. В соответствии с постановлениями предполагалось создать Антимонопольный комитет СССР, на который возлагалась реализация антимонопольной политики. В 1990 - 1991 гг. большинство республик активно начали разрабатывать аналогичные законодательные акты. Политические реалии 1991 г. внесли коррективы в экономические планы страны.
22 марта 1991 г. на сессии Верховного Совета РСФСР был принят закон РСФСР "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках". Именно с этого момента можно говорить об истории антимонопольной политики в России.
Рассмотренный исторический аспект развития монополизма и его особенности в российских условиях предполагают формирование экономически и политически непредвзятого отношения к данному явлению. В исходно монополизированной системе в создании конкурентной среды заинтересованы не отдельные предприятия, группы предпринимателей, финансистов, а государство как носитель общественных интересов. Следовательно, суть рыночных реформ в России - переход от универсальной
119
монополии к конкуренции. Только построением конкурентной рыночной экономики можно вывести Россию из того экономического и социального кризиса, в котором она оказалась в конце второго тысячелетия.
120
1
Обыгрывая подзаголовок книги Р. Гильфердинга, он пишет: "Монополия - вот последнее слово "новейшей фазы в развитии капитализма"".