Самое отдаленное потомство наследует нравы своих предков.
Н.М. Карамзин
Большой знаток древнерусской литературы академик Д.С. Лихачев говорил: "Понять современность, понять нашу эпоху можно только на огромном историческом фоне - в свете минувших веков. Изучение культуры далекого прошлого, в том числе культуры педагогической, таит в себе много открытий" (см.: Антология педагогической мысли Древней Руси и Русского государства XIV - XVII вв. - М., 1985. - С. 8-9). С этими утверждениями Дмитрия Сергеевича нельзя не согласиться. Размышления о хрестоматийных материалах, которые относятся к тысячелетней истории воспитания в нашем Отечестве, действительно, могут привести к неожиданным для каждого из нас открытиям; и если не к открытиям в абсолютном значении этого слова, то во всяком случае к сопричастию истории русского и российского просвещения. Мы узнаем об истоках русской педагогики, определимся в методах ее изучения и в понимании ценностей современного образования, действительных и мнимых.
В свете минувших веков, конечно, более отчетливо видны место и значение воспитания и самовоспитания в социально-политическом контексте, диалоге современных многоликих и разноязычных культур.
1. Возникновение русского воспитания. В исторической литературе бытует мнение, что русская педагогика начинается с официального принятия христианства, т.е. с конца X в. Однако знакомство с фактами ставит это утверждение под сомнение. Крещение Руси действительно явилось эпохальным событием. Однако воспитание русичей - явление гораздо более древнее. И учитывать это обстоятельство чрезвычайно важно, поскольку оно дает возможность понять историческую неизбежность слияния двух начал - христианского и языческого ("язычником" называли всякого человека иной веры) - в одно общее русло, в котором происходило формирование педагогики православия.
Русичи были "язычниками", анимистически воспринимавшими окружающий мир, обожествлявшими природу, ее стихии - солнце и землю, воду и воздух... В те далекие времена люди полагали, что рядом с ними обитает множество богов - столько же, сколько и природных
389
явлений. Чем больше человек различал в окружающей среде явлений, предметов, тем больше становилось богов, пока их число не выросло, наконец, до того, что уже не могло вмещаться в воображение, а тем более в сознание человека.
И вот крещение Руси! Оно несло спасительную идею, что внешняя природа создана Богом, но не одухотворена, что душа (дух) - это дар человеку от Бога. Не во внешних по отношению к человеку явлениях, предметах, стихиях, а в его душе заключено божественное начало. А степень его развития является мерилом достоинств человеческой личности. Таким образом христианство освобождало человека от внешней безысходной зависимости, гнетущей связи с бесконечным множеством богов-идолов, наделяло его свободной волей, говорило ему о трех ипостасях единого Бога.
Вот такие мысли логически вытекают из признания факта, что происхождение воспитания на Руси - явление более древнее, чем время ее крещения. А значит, христианство не столько боролось с "язычеством", сколько сливалось с ним, порождая педагогику православия.
2. Материализм как метод познания истории русской педагогики. В истории русской педагогики мы находим немало фактов, способных поколебать веру в абсолютную непогрешимость материалистического постулата, будто человеческое сознание есть простое отражение нашего бытия и ничто более. Сравним, например, два исторических документа: "Поучение" детям Владимира Мономаха (XI в.) и "Благословение" благовещенского попа Сильвестра сыну Анфиму (XVI в.). Они относятся к различным историческим эпохам. Между ними временная дистанция в пять столетий. А между тем в обоих памятниках мы видим, в сущности, одни и те же заповеди нравственности: любовь к ближнему, сострадание, милосердие. Владимир Мономах завещал: "Ни права, ни крива не убивайте, не повелевайте убити его, аще (даже если. - С.Е.) будет повинен смерти". И сегодня, на пороге XXI в., по прошествии почти тысячи (!) лет нравственные заповеди великого князя Киевской Руси сохраняют свою жизненную силу. Эти заповеди не предмет музейного экспонирования: ими пользуются в качестве критерия при оценке степени демократичности и гуманности отдельных государств мира. Следовательно, такие заповеди нравственности мы с достаточным основанием можем называть "вечными", хотя бы потому, что они живут в течение десяти веков.
Таких фактов в истории русской педагогики множество. Они никак не укладываются в материалистическую схему, согласно которой нравственные законы, моральные нормы меняются вместе с изменением социально-экономических условий, а мораль имеет классовую природу и в ней нет ничего общечеловеческого. Таким образом, материализм как метод изучения русской педагогики неадекватен своему объекту,
390
поскольку не учитывает обращенности воспитания к духовной стороне человеческого бытия.
3. Воспитание и контексте социума и диалога культур. Русская педагогика с незапамятных времен развивалась в полиэтнической атмосфере или, как сказали бы сегодня, на полиэтническом пространстве. Поэтому для нее всегда были актуальны взаимодействие и взаимовлияние ментальностей различных народов, народностей, этносов. Это взаимодействие, этот "диалог" различных культур, в истории России далеко не всегда оказывался процессом плавным и беспроблемным. Так, на рубеже XVIII - IX вв. начинало принимать угрожающие для русского национального воспитания формы и размеры влияние иезуитской педагогики.
Российское просвещение испытывало сильное воздействие и со стороны французской и английской культур. Франкомания сменялась в российском дворянском обществе англоманией. На роль опекуна русской школы длительное время претендовала, и не безуспешно, Германия. Однако вопреки всем этим влияниям (а может быть, отчасти и благодаря им) середина XIX в. ознаменовалась небывалым расцветом русской национальной культуры - литературы, театра, музыки, живописи и др. Одновременно педагогическая теория в России выработала ставшее аксиоматическим положение о том, что национальное и общечеловеческое в образовании должно быть уравновешено и гармонизировано.
Но судьба готовила России новые испытания. В середине XIX в. два германских друга поведали миру о том, что "призрак бродит по Европе, призрак коммунизма". В России всегда находились неоглядные поклонники всего западного. Но тогда же прозвучали и голоса русских ученых, государственных деятелей и педагогов, предостерегавших своих слишком доверчивых соотечественников. Среди них был великий русский педагог К.Д. Ушинский. Он говорил, что "германцы у себя на родине сбились с прямой дороги"... если раньше нас вели "по стопам Германии, а теперь куда же прикажете идти? К атеизму, материализму, к коммунизму и прочим произведениям западной жизни? Нет! Боже сохрани!" (см.: Ушинский К.Д. Наука и искусство воспитания / Сост. С.Ф. Егоров. - М., 1994. - С. 164). При этом К.Д. Ушинский убедительно показывал и бесплодность для России заимствования воспитательных систем Германии, Франции, Англии.
Замешанное на немецкой философии, английской политической экономии и французском социализме коммунистическое учение, вероятно, так бы и оставалось в Западной Европе призраком. Но сначала революционеры-одиночки, затем партия социал-демократов - большевиков взялись нелегально переправить его в Россию. А когда эта партия захватила насильственным путем государственную власть в России, призрак превратился в чудовищную реальность. Он отрицал
391
создававшуюся на Руси веками духовность, осквернял религиозные святыни. Были разграблены, а затем разрушены тысячи и тысячи храмов, в междоусобной гражданской войне и социалистических "преобразованиях" погибли десятки миллионов россиян... - и это далеко не все жертвы, принесенные Россией призраку, рожденному в Западной Европе. Его тлетворное разрушительное влияние коснулось и народного просвещения. Оно было заменено системой атеистического образования, рассматривавшейся как орудие перерождения общества" и окончательного установления коммунизма.
Плоды коммунистического воспитания теперь общеизвестны. Вслед за разрушением СССР распалась и система коммунистического воспитания. Рельефно обозначились те исторически формировавшиеся начала, каждое из которых когда-то являлось доминирующим. Педагогика народная и православная, государственная и общественная - сегодня они одновременно присутствуют в российском педагогическом сознании. Возобладает ли вновь какое-то одно направление или, освободившись от односторонностей, они сольются в качественно новом, универсальном синтезе? Безошибочно ответить на этот вопрос сможет только будущее.
Такою видится мне российская педагогика на исходе XX в. в свете ее тысячелетней истории. У читателя на почве твердо установленных наукой фактов, естественно, появятся и другие, собственные открытия из истории русского и российского воспитания. Чем больше, тем лучше. Важно только, чтобы они имели для нас практически полезную ценность, прямо или опосредованно служили не разрушению, а созиданию и в сфере духовной, и в очевидной для всех реальной жизни.
392